"Переживания матушки в отсутствие Батюшки"

Переживания матушки в этот трудный для Батюшки период вполне соответствовали его переживаниям. Машенька болела весь пост. Она не поправлялась, у нее плохо было не только с легкими, но и с почками — осложнение после скарлатины. На Страстной неделе анализ показал чуть ли не два процента белка. Матушка ухаживала за больной Машенькой, навещала Колю в больнице, у которого после скарлатины сделалось осложнение на уши, и на самую Пасху ему делали операцию, ходила за матерью, которая уже не вставала с постели, и заставить ее подняться на минуту, чтобы переменить белье, было страшно трудно, потому что она кричала и сопротивлялась. А церковные службы продолжались своим чередом, и матушка неукоснительно бывала в храме, оставляя на Клавдию своих больных.

Благовещенье в этом году пришлось во вторник на Страстной неделе. За поздней обедней почти не осталось чтецов и певцов и матушке самой пришлось читать паремии. Стала она читать об Иове, как раз о том как постигали его одно за другим несчастья, и сходство с ее собственной судьбой настолько ее поразило, что слезы подступили к горлу, и она не могла больше читать. К счастью, о. Петр, не служивший поздней обедни, а случайно зашедший в алтарь, заметил ее состояние, и сам дочитал паремию.

После Пасхи прибавились у матушки новые заботы и скорби. Хозяйка дома, притесняемая непосильными налогами, продала свой дом какому-то учреждению, матушке нужно было выехать. Но куда? Единственным местом была оставшаяся в Толмачевском переулке комната Сережи и Андрюши. (Сима уже жил в Ленинграде). Но туда нельзя было взять ни матери, ни громадной библиотеки Батюшки. Куда все это девать? И ждать было нельзя, новые владельцы дома торопили с выездом. Положение казалось безвыходным. Матушка Любовь нашлась. Она купила несколько ящиков, привезла их на Воробьевку. Собрала толмачевцев, в том числе Елену Семеновну и Дарью Алексеевну, книги сложили в ящики, ящики запаковали и поставили в большой сарай, находившийся на дворе. (Матушка спросила разрешения новых владельцев подержать свои вещи в этом сарае). Книги, не уместившиеся в ящиках, сложили просто так в сарае.

Труднее было с больной матерью матушки. Надо было ее устроить куда-нибудь в больницу. После долгих хлопот и беготни удалось ее определить на Канатчикову дачу. Когда за нею приехала машина, она очень кричала и сопротивлялась, не хотела ехать. Этот переезд так сильно встряхнул больную старушку, что на новом месте она жила только одну неделю.

Умерла она 30-го апреля. Похоронили ее на Даниловском кладбище 4-го мая. 2-го мая матушка переезжала с больной Машенькой в Толмачевский переулок. Клавдии, естественно, места не было в маленькой комнатке. Она, вскоре после ареста Батюшки, вышла замуж, но так как у ее мужа — милиционера не было своей комнаты (он жил в общежитии), она продолжала жить у матушки и помогать ей. Теперь же ей пришлось победствовать без комнаты, ночевать у знакомых, хотя довольно скоро ее муж получил комнату…

Трудно было матушке в тесной душной комнатке с больной Машенькой, с больным еще приехавшим из больница Колей и двумя взрослыми сыновьями. Ход из этой комнаты был через большую комнату, принадлежавшую раньше семье Батюшки, теперь там жили новые жильцы. Они стали возмущаться, что к матушке ходит много народу. Сосед тут же устроил за счет матушки ремонт, сломал печь и сделал отдельный ход. От Батюшки очень долго не было писем. Прошли сроки, в которые мы ожидали от него мартовского, апрельского и, наконец, июньского письма, а вестей не было никаких. Я часто навещала матушку, и обычно находила ее в саду с больной Машенькой на руках. Машенька, измученная своей тяжелой болезнью, не хотела лежать в постели и требовала, чтобы ее носили на руках. И матушка целые часы ходила с Машенькой по саду и все носила ее, пока сама не приходила в изнеможение. На мой обычный вопрос: нет ли письма от Батюшки, она отвечала отрицательно, и крупные слезы катились у нее из глаз. Так в слезах я ее часто и заставала. В начале июня месяца матушка с Машенькой переехала в Суханово, на дачу, которую им снял Андрюша. Конечно, думать о поездке к Батюшке, не приходилось: нельзя было оставить больную Машеньку. Только в конце июня пришло письмо от Батюшки.

Мы все немного успокоились. Батюшка был здоров. Он писал, что работает теперь помощником делопроизводителя при больнице. Работы очень много, но он теперь избавлен от физической непосильной работы.

Машеньке в деревне не делалось лучше. Она таяла на наших глазах. Страшный тяжелый кашель, слабость, отсутствие аппетита, постоянный жар… Она исхудала до последней степени. На бледном прозрачном личике выделялись только большие, недетские, серьезные, синие глаза, да черные брови. Она мучила матушку своими быстро проходящими желаниями: то ей вдруг хотелось пирожка, и матушка принималась готовить ей пирожки, но, когда пирожки были готовы, она уже больше их не хотела, а требовала шоколадку или «супчику», или еще чего-нибудь. Причем эти желания возникали у нее в любые часы дня и ночи, и матушка совсем не знала покоя, часто было слышно, как она ночью готовила что-нибудь для Машеньки.



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление